Мысли, полные ярости. Литература и кино
книга

Мысли, полные ярости. Литература и кино

Автор: Петр Разумов

Форматы: PDF

Издательство: Алетейя

Год: 2010

Место издания: Санкт-Петербург

ISBN: 978-5-91419-317-8

Страниц: 223

Артикул: 43116

Электронная книга
200

Краткая аннотация книги "Мысли, полные ярости. Литература и кино"

В новую книгу поэта и критика Петра Разумова вошли эссе о литературе и кино, написанные в манере, несвойственной литературоведческой традиции. Вслед за Фрейдом он углубляется в мир детства и истоки собственного творчества. Пытаясь разобраться в природе поэтического, разбирая стихи Михаила Лермонтова и Николая Кононова, кинокартину Энга Ли, некоторые концепции Вальтера Беньямина и Михаила Бахтина, автор обнажает скрытые (вытесненные) механизмы Письма и культуры. Точно определяя возможности и границы анализа, неделимым остатком которого всегда оказывается неизъяснимая «прелесть» — синтаксический эффект настоящего артефакта.

Содержание книги "Мысли, полные ярости. Литература и кино"


Добрый день, мэтр. О поэзии Николая Кононова
Выборгский район: среда обитания
Три – пять – восемь или Анти-Беньямин О кинокартине «Горбатая гора»
Мысли, полные ярости По поводу статьи Кирилла Медведева «Мой фашизм»
Зависть
Положение скриптора в эпоху массовости
Уловка хитреца. Ещё о Николае Кононове
Борьба за бытие
Прелесть
Галлиамбы. Восемь стихотворений Блока
Памяти Кузмина
Голос Хлебникова
Змей, против Бахтина
К портрету Лермонтова
Пушкин – благородная сука или Как философствуют русским молотом
Мусорный ветер
Другая власть. Мандельштам-демократ
Блядь, как жить?

Все отзывы о книге Мысли, полные ярости. Литература и кино

Чтобы оставить отзыв, зарегистрируйтесь или войдите

Отрывок из книги Мысли, полные ярости. Литература и кино

58Пётр Разумов. Мысли, полные яростис бытованием высокой культуры) просто лишни. Более того – они раздражают (опасны – звучит смешно), они говорят о присутствии другого мира, мира подлинности, мира Града. Они размывают границы индивидуума (словечко почти неле-пое при таком раскладе), заставляя его грезить о былом и не-доступном опыту, т. е. о не-продающемся, о не-подвластном, чужом (неведомом – значит страшном).Скриптор оказывается частным лицом. Но не следует пу-тать этого частника с индивидуалистом, человеком буржуазной культуры, тем более – с аристократом, рыцарем с вассалитетом в голове (куртуазной любовью к слову – в том числе – в серд-це). Это частный случай отставания по лестнице перерожде-ний, сбой в дарвинистской сансаре эволюции. Скриптор не просто отшельник, кастрат, отказывающийся от новой духов-ной пищи, он – сектант, старообрядец, стилист – фигура не опасная, но консервативная, тормозящая телегу жизни. Сразу нужно определить, чем скриптор отличается от райтера. Райтер просто делец, производящий востребован-ный на рынке товар. Т. е. он абсолютно социабелен (этого качества почти наверняка лишён скриптор). Пишуший на потребу производит продукт, а не литературу. Этот тезис нуж-дается в поддержке, бесконечной поддержке, поддержке почти немыслимой, непристойной, обречённой на поражение (силы заведомо не равны). Выполняет ли райтер терапевтическую функцию? И разве занимательность не явный признак помо-щи. Именно помощи, это словечко выдаёт ту христианскую подоплёку, которую имел в виду даже Фрейд. Он как фари-сей лечил законом, разоблачая неполноту человека христо-логического, человека больного неполнотой (неполноцен-ностью), человека завидующего (желающего принять другой облик, стать своим образцом), человека вожделеющего, но бо-ящегося своей природы, своего тела. Тело – объект нападок, нуждающийся в амнистии, в бесконечном оправдательном дискурсе, в травме, причиняемой как бы в компенсацию. Вся христианская садология, вырвавшаяся на свободу, вдруг стала